Тоталитаризм есть убийство слов, подмена и извращение коммуникации. Прежде всего, он убивает поэзию, убивает, перехватывая её средство — игру со словом, придание словам нового смысла, преображение слов. Ведь когда войну называют миром, это та же метафора, что в поэзии, только с целью лжи и убийства, тогда как цель поэзии воскрешение и жизнь.
Тоталитаризм вытряхивает содержание из таких слов (и явлений) как «аристократия», «капитализм», «социализм», «коммунизм», «нация», «пролетарий». Он жонглирует ими, его власть — это власть набить в чучело слова любое содержание. Одного он не может — оставить слово живым, это будет его смерть. Живая птица улетит, чучело птицы нет. Идеальный орёл тоталитаризма — двуглавый.
Тоталитаризм часто обвиняют в культе личности, в культе героя и героизма, но понятно, что, когда тоталитаризм говорит о личности и герое, он лжёт. Более того, тоталитаризм справедливо можно обвинить в культе толпы, в культе массы — и, действительно, тоталитарная поэтика легко воспевает разом и массу, и героя, и безликое, и личность. Только и «герой», и «личность», и «масса», «народ» — это всё чучела слов. Настоящих героев тоталитаризм боится и старательно выпалывает героизм как личное действие. Боится он и настоящих массовых движений. Героизм и массовость одинаково есть формы коммуникации, а тоталитаризм принципиально не приемлет коммуникации, подменяя её распоряжением сверху вниз.
Скелет тоталитаризма не герой и масса, не личность и толпа, а отдающий приказы и выполняющий приказы. Это вообще не человеческие явления, это животное явление, к которому не приложимы человеческие понятия, описывающие язык и порождаемые языком.
Отдающий приказы центр может изображать скромного человека (Ленин, Путин), может изображать человека нескромного (Франко, Муссолини), может быть чем-то средним или одновременно и тем, и другим. Это варьируемо, потому что не принципиально. Тоталитаризму важно одно: он решает, кто герой, кто нет. Может назначить героем настоящего героя, легко. Может выдумать героя. Если герой не санкционирован, не говоря уж о герое сопротивения тоталитаризму, то этот герой обозначается как «одиночка», «маргинал», «жалкий отщепенец». Так же и с множеством людей. Если оно множество по своему приказу, одобренное, сконструированное, то это «фольк», «народ», «пролетарии», это единение свободных личностей. Если это множество враждебное, свободное, чужое, то это «враги» — это «стадо», «масса», «толпа», одурманенные марионетки.
Понятно, что в этом тоталитаризм — доведение до абсурда всех готтентотских и ксенофобских явлений того общества, которое «нормальное» в смысле «обыденное», не «деструктивное». Ну, конечно, «нормальное» общество всё время кого-то убивает и что-то разрушает, но делает это на демократических основаниях, по доброй свободной воле... Потому и случается тоталитаризм, что нормальное общество очень далеко от нормальности, да и общего в нём разве что палачи и армия, всё же остальное поделено, и поделено с большим умом, да с малой совестью. Вот из этого деления и сочится гной, который потом образует тоталитаризм, и все вскрикивают с удивлением: «Откуда сие?! Кто бы мог подумать!» А думать было надо, и не только думать.
.